Открыли Свадебную светлицу, где будем торжественно вносить имена молодожёнов в Бархатную книгу. А в Шёлковую станем вписывать имена новорожденных.
Вчера наиболее отличившиеся строители получали на Круглой площади почетные мастерки и серебряные значки. Всё было душевно, празднично, к вечеру как-то само-собой переросло в танцы и гуляния до утра.
Однако, не думай, что мы тут прохлаждаемся, пока вы воюете. Докладываю: вместо тридцати камнемётов высылаем сорок два. Вместо двухсот самострелов — триста три. В целом всего, что намечали, произвели больше. Да ты сам убедишься, когда прибудет обоз.
Всего доброго —
… — Полная Луна! — ахнул Бран. — Да как же вы… Да что же это… Лекарей сюда!
— Ладно, Учитель… — прохрипел Радомир Лунь. — Не трать время на пустое. Мне дышать осталось всего ничего, надо успеть доложить…
Ратник забился в удушливом сипящем кашле, лицо его посинело. Схватил трясущейся рукой протянутую Браном фляжку с водой, жадно отхлебнул.
— Внутри горит… — пожаловался он. — Пусть все отойдут.
Бран обернулся, махнул рукой. Ждан оцепил воз с сухим камышом, на котором неподвижно лежал Лунь, полусотней самострельщиков. Ученики, исключая Вняту, вышли за пределы круга.
— Мы всё сделали, как было указано Златом. — торопливо заговорил Радомир. — Беспрепятственно добрались до ущелья Унхольчу. Начали поиски камней. Злат объяснил, как действовать при их обнаружении: страшно ядовитые… всё прочее… Короче говоря, первый чёрный булыжник нашли три дня спустя. Потом на целую неделю — как отрезало. И вдруг совершенно случайно увидели полузанесённую песком пещеру, а в ней — целую россыпь окаменевшего яда. И — куча костей… звериных и человечьих. Кто туда заходил, уже наружу не выбирался: один вдох и… Вот почему никто об этом месте не знал… Ну, мы надели мокрые маски и принялись подцеплять отраву крючьями. Наверх вытаскивали со всеми предосторожностями, приближались только с наветреной стороны. Злат зорко следил, чтобы никто не пострадал, так что отделались головной болью, да жжением в горле… Дайте ещё попить…
Радомир гулко глотая, допил воду.
— Перестало болеть. — устало сказал он. — Значит, сейчас умру… В общем так… Всё тщательно упаковали в полдюжины бочонков, сложили на телегу, укрыли вязанками камыша, повезли. Никаких приключений, перестали болеть головы, дышалось легко. А на самой рунской границе… ну, там где овраги на Харадримском Шляхе, под вечер налетели орлы. То есть, даже не налетели, сначала кружили высоко-высоко… а потом посыпались стрелы… Без промаха бьют, сволочи… Водяные, одно слово. Четверых наших как не бывало, вола в упряжке и одного сменного убили. — «Перепрягай!» — орёт Злат. Да какое там «перепрягай» — оставшийся в живых бык кровь учуял, мычит, дёргается. Колесо хрустнуло, один бочонок выпал, да прямо об камень. Чёрный пар из трещины — наружу. Еще двое упали. Злат бросился заделывать. Заделал… а сам тоже… Поднял я бочонок, положил на место, чувствую, что отравился, но сколько-то еще протяну. Похоронил Злата и остальных наших в овраге… Сутки пути отсюда… Учитель, прошу, пошли людей, пусть настоящее надгробие сделают, там легко найти — я имена всех вырубил на сухом дереве, сразу увидите…
Бран в отчаяньи склонил голову.
— Вот, вроде бы, всё. — едва слышно сказал Радомир Лунь. — О сестрёнке позаботься, Учитель, ладно? Она в Семихолмье живёт… Прощайте… победы нам…
Бледный Бран осторожно закрыл невидящие глаза мёртвого Луня, повернулся к Вняте.
— Какие люди! — сказал он с непередаваемой болью. — Какие же у нас люди! Если бы я мог что-то… Похороним Радомира со всеми воинскими почестями. А о сестре, пожалуйста, позаботься, проследи лично, чтобы переселили в Чистоград, устроили.
Внята кивнула.
— Что делать с грузом? — спросила она.
— Он теперь наш главный козырь. — ответил Бран. В его сузившихся глазах не оставалось ничего, кроме скорби и беспредельной расчётливой злобы. — И, полагаю, в скорости его выложим: — «Привет от Большой Паучихи!» Сегодня вечером расскажу тебе, где до поры будем хранить бочонки с ядом и как их используем. Вот, значит, как оно… Орлы, стало быть, появились…
Бран застонал, обхватив голову руками: — Но Злат-то, Злат, как мы без него…
Закончилось совещание при Бране. Ласуня расставила перед Учениками и воеводами кружки с тёплым молоком и тарелки с пушистыми лепешками.
— Скоро от вас кроме ввалившихся глаз да щёк ничего и не останется. — вздохнула она, косясь на пустующие места, прежде занимаемые Жданом, Видимиром, Златом и Стрёмой. — Поешьте хоть по-людски, с маслицем.
— Вот спасибо, хозяюшка наша! — обрадовался Смурень Близнец, хватая румяную лепёшку.
— Много у лешелюбов бумаги. — хмыкнул Ясень. — Видно, и переписчиков хватает. Бойцы десятками тащат нам подмётные письма, жгут в кострах. Все одинаковые, вот такие, поглядите-ка.
Бран брезгливо, двумя пальцами, взял длинный листок, исписанный по рунски, но кудрявой вязью, обычной для закатной письменности.
— «О, так называемые ратники пресловутого Братства! — прочёл он вслух. — Каждый из вас должен знать о намерениях свободных народов, вековечных защитников добра и света. Никто из нас не хочет причинять рунцам ни малейших неприятностей! Мы проникнуты дружелюбием и уважением к Руни. Однако с прискорбием замечаем, что вы коварно обмануты Браном Лжеучителем. Он искусно извратил светлые понятия разума и справедливости, наполнил их проотивоположным содержанием, обратил народ к злу и тьме.